15.01.2018

«Да что эта скорая, ну приехали – сделали укол и говорят – вам к врачу надо! А они – кто?», — претензий к скорой у людей даже больше, чем к врачам поликлиники. В чем причины взаимного недовольства врачей скорой и пациентов, — обсуждаем с фельдшером, еще не успевшим выгореть, но уже способным анализировать себя, людей и противоречивые ситуации.

Валентина профессию выбирала «по желанию» — хотела помогать людям. Требовательная к себе, внимательная к человеку и к окружающей обстановке, — это качество формирует работа в экстренных ситуациях. О своей работе говорит без сантиментов, но и без черного медицинского юмора.

Между теорией и практикой

— Поначалу реальность шокирует: в колледже ведь никто не объяснял, как вести себя с пьяными, с сумасшедшими стариками, с родителями-перестраховщиками… Между теорией и практикой — пропасть.

Фельдшер после колледжа – «чистый лист». Что успел увидеть за жалкий месяц практики на бригадах, с тем и пришел работать самостоятельно. Четырехлетняя учеба дает общие теоретические знания. А нужно уметь реанимировать человека с использованием наркозно-дыхательной аппаратуры, а не только уколы ставить. Но этому нужно учиться на людях, а не на манекенах. И вот такого во время учебы почти нет.

Умений требуется очень много и чисто медицинских, и психологических, человеческих. А бывалые врачи и фельдшеры закатывают глаза, когда к ним приставляют новичка: приходится его буквально водить за руку, начинать все с самого начала, время и силы на него тратить.

Врачу на скорой нужна мобильная психика, способность концентрироваться и в считанные минуты принимать решения. Важна исключительная внимательность: работа требует фиксации на огромном количестве мелких деталей. Необходимы достаточно обширные познания в медицине, их постоянное обновление, желателен широкий кругозор в целом.

Что обязаны и не обязаны сотрудники 103

Обычно смена проходит так: пришел утром, поздоровался с полусотней человек, переоделся в форму, принял смену, проверил-посчитал оснащение на бригаде, получил вызов, сел в машину, сообщил адрес водителю.

На вызове: опрос, осмотр, обследования, постановка диагноза. Если необходимо – госпитализация в стационар или рекомендация о дальнейшем лечении.

Время на вызове ограничено, если бригада неукомплектована (один фельдшер и водитель) нужно в одиночку успеть выполнить работу за двоих – и по лечению, и по написанию документации, и по общению с больным.

Оснащение и оборудование, с которым бригада идет на вызов, весит немало, одному человеку, особенно женщине, тяжело поднимать как минимум 12 кг (укладка и кардиограф). Шлагбаумы, установленные в московских дворах, сильно мешают: часто у пациентов нет ключа, и ночью, бывает, приходится идти пешком до подъезда, тащить все на себе.

Бригада обязана организовать транспортировку больного, но нести его сами сотрудники 103 не обязаны – у каждого и так сорвана спина. Напомню, что это врачи, а санитаров в бригадах практически нет. Водитель вообще не имеет права покидать машину. А родственники почему-то убеждены, что все скорая должна.

Работая, видишь, что вызывают скорую часто вовсе не те, кому действительно нужна помощь. Служба занимается не тем, для чего была создана.

Скорая должна не лечить, а спасать: при действительно острых состояниях и травмах стабилизировать состояние, чтобы довезти до стационара человека живым.

Но в реальности же экстренных вызовов не более 10%, остальное время сотрудники 103 ездят по непрофильным вызовам и ведут разъяснительную работу, «лечат словом».

Пример непрофильного вызова: бабушке не спится, она в 3 часа ночи решила померить давление и намерила 180/100 при нормальном 130/80. Выпила таблетку и вызвала скорую. К моменту приезда скорой давление 140/90. Смысл вызова? Что делать — известно, таблетка имеется и эффективна.

Или вызов, на котором приходится слышать: «нам показалось, что наш тонометр неправильно показывает».

Подобных вызовов огромное количество. Усталость накапливается, потому что смысла мало.

В чем главный стресс

Эмоциональное выгорание врачей скорой происходит примерно через два года.

Появляется потеря интереса к работе, нежелание идти на смену, копится раздражение, негатив. Цинизм и «толстокожесть» возникают как защитная реакция. Душу можно отвести только в разговорах с коллегами: ведь из-за специфики работы мало кто может в полной мере понять сотрудника скорой. Никакой другой психологической помощи для наших сотрудников нет.

Коллеги, конечно же, сочувствуют, выслушивают, поддерживают. А так — спасает только отпуск или длительный перерыв в работе. Обязательно нужно иметь хобби или иные интересы, чтобы переключаться.

Многие работники «скорой» дополнительно учатся, получают одно-два высших образования.

Главный стресс в том, что никогда не знаешь, что тебя ждет. Находишься 24 часа в постоянной готовности к чему угодно.

Работа днями и ночами без сна, но с правом отдыха в свободное от вызовов время. Зимой этого времени нет вообще: нагрузка на скорую больше из-за повышения уровня общей заболеваемости, обострения хронических болезней. Например, когда объявляют эпидемию гриппа, люди пугаются и чаще вызывают 103.

Врач, фельдшер скорой помощи постоянно находится в тисках, под давлением с трех сторон:

Это приказы начальства — кабинетных чиновников, не работавших «на линии» и просто строящих карьеру в медицине.

Это бессмысленные вызовы пациентов и порой негативное отношение к врачам.

А еще противостояние между скорой, поликлиникой и стационаром.

Врачи приемных отделений нередко относятся к врачам скорой высокомерно, пренебрежительно.

Мы ведь привозим им работу, да еще нередко с «неправильными» диагнозами. Конечно, возможности диагностики в стационаре и на этапе скорой помощи не равны. Кроме того, скорая привозит пациентов уже по профилю, к узким специалистам, которые имеют больший опыт в своей области и возмущаются, увидев спорный диагноз.

Однако мы имеем право на гипердиагностику — поставить предварительный диагноз «серьезнее», если это в интересах пациента. А больных, которым стало плохо на улице или которые живут в плохих условиях, просто нельзя оставить на месте, так как их состояние может ухудшиться от обстановки, в которой они находятся.

Врачи из больниц, относящиеся к скорой с некоторым презрением, не учитывают, что нам приходится работать не в условиях оснащенной больницы или поликлиники, а на территории пациента, используя в основном свои две руки и тонометр, часто в одиночку. Работники стационаров и поликлиник иногда просто не представляют себе того, с чем сталкивается скорая помощь.

Российский пациент XXI века 

В медицине сейчас происходит смешение «советского» и «капиталистического», причем в худшем проявлении того и этого. Общество потребления рвется и в медицину: часто, приезжая на вызов, с порога либо прямо слышу «вы должны», «вы обязаны», либо ощущаю это по манере общения. Но медицина еще не стала в полной мере сферой услуг, куда ее стремительно вытесняют.

По крайней мере, работающие сейчас сотрудники скорой изначально хотели спасать людей, а не обслуживать. А многие пациенты хотят именно обслуживания: консультацию, просто поговорить… В итоге возникает конфликт интересов пациента и скорой.

Если человек требует особой вежливости, улыбку в два часа ночи и тому подобное – это явный признак, что экстренная помощь ему не нужна.

Часто люди хотят «помочь» чужими руками, не пачкая свои, например, вызывая нас в теплую погоду к бомжам, спящим пьяными, к которым не подходят сами, сразу набирают 103, — «пусть приедут, разберутся». Служба бесплатная, вызвать можно практически по любому поводу — так почему бы не набрать 103?

Требовательность без желания взять на себя хотя бы часть ответственности, хотя бы за свое собственное здоровье, — очень утомляет и раздражает врачей.

В современном мире сократился список лиц, к которым можно безнаказанно предъявить подобные претензии. Служба же скорой помощи — безотказная, поэтому перед лицом сотрудников 103 постоянно происходят семейные скандалы, им в лицо высказывают недовольство всей медициной, изливают обиды на жизнь. Думаю, это и вопрос воспитания людей, и отношения к медработникам как вечно всем обязанным существам. В условиях кризиса такое отношение обостряется.

Конечно, понятно, что люди в плохом самочувствии часто более тревожны и склонны беспокоиться – от этого и относятся к скорой так эмоционально.

Но вот что интересно: критические пациенты, которым реально нужна скорая, ждут до последнего, оттягивая вызов.

Их потом приходится везти в больницу уже с риском для жизни, который был бы меньше, позвони они в 103 на несколько часов раньше. А те, которые просто «боятся», хотят поговорить, — вызывают скорую чаще и их вызовы оказываются, по сути, ненужными, им просто нужно сходить в поликлинику к врачу.

Отдельная категория пациентов – пьяные, наркоманы, агрессивные, психически больные. Психически больные – совсем отдельная. Принудительная госпитализация психически больных существует только в случае угрозы для жизни их самих или окружающих. Однако из-за уменьшения количества коек – пресловутой оптимизации — многие пациенты, жившие годами в стационарах, отправлены домой, под присмотр психдиспансеров. Что из этого получится, пока никто не знает.

Люди полюбили жаловаться

В результате реформы и «оптимизации», сокращения количества больниц, койко-мест, расходов на лечение медицина логично становится менее доступной для многих. Людям придется к этому привыкать, но государство стремится сохранить лицо и заявляет о том, что все остается как есть, — и зря. Между заявлениями из телевизора и реальностью огромная пропасть.

Люди полюбили жаловаться, и им услужливо открывают одну за другой «жалобные книги»: сайты в интернете, горячие линии. Пациенты возмущаются чем угодно, начиная с «не так посмотрели», «не помыли руки» (кстати, мыть руки мы не обязаны, протираем их антисептиком или в перчатках работаем) до «приехала одна фельдшер и отказалась тащить на себе моего мужа, отправила искать мужчин»

В медицине для жалоб, конечно, раздолье, во многом из-за завышенных ожиданий. Человек часто не знает, что лучше: вызвать врача из поликлиники или скорую? Думаю, помогла бы разъяснительная работа с населением — когда можно вызывать скорую помощь, а когда нужно самому добраться до врача, и реальные штрафы за необоснованные вызовы.

Что касается госпитализации, то существуют определенные показания, которые могут отличаться от желаний больных, особенно в созданных государством условиях, когда койко-место с недавних пор оценивается в тысячах рублей в сутки; сокращены и сроки пребывания в стационаре. Но никто этого не объясняет людям.

Что может врач скорой, если его послали матом?

Думаю, закон о приравнивании медработников при исполнении к сотрудникам полиции мог бы улучшить ситуацию. И соблюдение приказа 388 н, где в числе прочего прописан состав бригад – не менее 2-х человек, в то время как часто фельдшеры в Москве и других регионах работают по одному! Это делается для того, чтобы общее число бригад находилось в соответствии со штатным расписанием, а укомплектованность их людьми — на втором месте.

Получается, в бригаде только один медработник и водитель, который не имеет права покидать машину. На вызов идет один фельдшер – при этом в экстренных случаях (клинической смерти, или если пациент в коме) одному бывает невозможно оказать полноценную помощь пациенту: просто не хватает рук!

А в ситуации, когда бригада (в составе одного человека) приезжает к пьяным, наркоманам, – врач скорой, увы, беззащитен. Подавать заявление в полицию за оскорбление – долгий, не всегда перспективный путь.

Понимаете, в стране, где люди привычно разговаривают матом, оскорбление — не преступление.

Прецеденты бывают, конечно, но дело не открывают за отсутствием состава преступления.

Мне несколько раз приходилось убегать от агрессивного пациента, прятаться в машине или вызывать полицию для сопровождения. Коллеги получали травмы — например, их били по лицу.

Более серьезные случаи чаще всего не выходят за пределы подстанций, замалчиваются руководством. Что же до чиновников от медицины, то они мало интересуются реальным положением дел (а если и интересуются, то ничего хорошего это не приносит). В качестве примера могу привести одну из последних инициатив – оснащение всех машин «скорой помощи» QR-кодами, которые будут направлять обратившихся на сайт станции с возможностью оставить сообщение главврачу о качестве обслуживания. Бабушки с давлением будут скорой ставить «лайки»?

Про чувства

У меня около 1000 вызовов в год и они сливаются в одного сплошного пациента. Конкретные скандалы, так же, как и рутина, плохо помнятся, зато самые трудные с профессиональной и человеческой точки зрения – помнятся хорошо: сбитый мотоциклист с тяжелыми переломами бедра и плеча, 90-летняя бабушка с непереносимыми болями из-за остро возникшей ишемии кишечника.

От каждого вызова остается фоновое впечатление — удовлетворение, спокойствие, бывает тревога (предлагали в больницу, отказался), усталость, опустошенность (иногда старики буквально высасывают энергию), отвращение (пьяный нечеловеческого облика, например).

Никого из нас не оставляют равнодушными вызовы к детям на что-то действительно серьезное (травмы, ожоги, отравления, нарушения дыхания).

Да, пациенты часто учат нас и жить, и лечить — особенно пожилые. Отрезвляет вопрос: «Зачем вы тогда вызвали скорую, если сами все знаете».

Иногда обижаются, что не получают желаемый укол, который им на самом-то деле не нужен или даже вреден. Бывает, и молодые начинают спорить «а вот я прочитал в интернете».

Что радует? Радует забота родственников о пациентах, особенно если те требуют ухода и, несмотря на это, ощущается любовь в семье.

Приятно удивляют адекватные пациенты, которые все же встречаются. А иногда все же наступает чувство удовлетворения, когда среди череды бессмысленных вызовов удалось помочь тому, кто действительно нуждался в помощи. В такие дни уходишь после смены с особым ощущением.

Пожалела ли я, что пришла работать на скорую? Нет.

Скорая помощь – школа жизни, очень реалистичная. Эта работа выковывает характеры, учит принимать решения в любых ситуациях, снимает множество иллюзий о людях, все розовые очки. Но часто и вообще лишает веры в человека, в прямом смысле убивает – физически и морально.

А вот о качествах сотрудников скорой могу с уверенностью сказать — это самое адекватное сообщество, в котором мне доводилось работать.

Они бывают циничны, порой внешне грубы, юмор у них специфический – однако, подлинной черствости нет ни у кого.

 

Источник:  medrussia.org